Неточные совпадения
Не откладывая, принялся он немедленно
за туалет, отпер свою шкатулку, налил в стакан горячей
воды, вынул щетку и мыло и расположился бриться, чему, впрочем, давно была пора и время, потому что, пощупав бороду рукою и взглянув в зеркало, он уже произнес: «Эк какие
пошли писать леса!» И в самом деле, леса не леса, а по всей щеке и подбородку высыпал довольно густой посев.
Был вечер. Небо меркло.
ВодыСтруились тихо. Жук жужжал.
Уж расходились хороводы;
Уж
за рекой, дымясь, пылал
Огонь рыбачий. В поле чистом,
Луны при свете серебристом
В свои мечты погружена,
Татьяна долго
шла одна.
Шла,
шла. И вдруг перед собою
С холма господский видит дом,
Селенье, рощу под холмом
И сад над светлою рекою.
Она глядит — и сердце в ней
Забилось чаще и сильней.
Вся дрожа, сдернула она его с пальца; держа в пригоршне, как
воду, рассмотрела его она — всею душою, всем сердцем, всем ликованием и ясным суеверием юности, затем, спрятав
за лиф, Ассоль уткнула лицо в ладони, из-под которых неудержимо рвалась улыбка, и, опустив голову, медленно
пошла обратной дорогой.
«Если действительно все это дело сделано было сознательно, а не по-дурацки, если у тебя действительно была определенная и твердая цель, то каким же образом ты до сих пор даже и не заглянул в кошелек и не знаешь, что тебе досталось, из-за чего все муки принял и на такое подлое, гадкое, низкое дело сознательно
шел? Да ведь ты в
воду его хотел сейчас бросить, кошелек-то, вместе со всеми вещами, которых ты тоже еще не видал… Это как же?»
— Я
послал за доктором, — твердил он Катерине Ивановне, — не беспокойтесь, я заплачу. Нет ли
воды?.. и дайте салфетку, полотенце, что-нибудь, поскорее; неизвестно еще, как он ранен… Он ранен, а не убит, будьте уверены… Что скажет доктор!
— Все,
слава богу, тихо, — отвечал казак, — только капрал Прохоров подрался в бане с Устиньей Негулиной
за шайку горячей
воды.
За ним так же торопливо и озабоченно
шли другие видные члены «Союза русского народа»: бывший парикмахер, теперь фабрикант «искусственных минеральных
вод» Бабаев; мясник Коробов; ассенизатор Лялечкин; банщик Домогайлов; хозяин скорняжной мастерской Затиркин, непобедимый игрок в шашки, человек плоскогрудый, плосколицый, с равнодушными глазами.
На дачах Варавки поселились незнакомые люди со множеством крикливых детей; по утрам река звучно плескалась о берег и стены купальни; в синеватой
воде подпрыгивали, как пробки, головы людей, взмахивались в воздух масляно блестевшие руки; вечерами в лесу пели песни гимназисты и гимназистки, ежедневно, в три часа, безгрудая, тощая барышня в розовом платье и круглых, темных очках играла на пианино «Молитву девы», а в четыре
шла берегом на мельницу пить молоко, и по
воде косо влачилась
за нею розовая тень.
Изредка, воровато и почти бесшумно, как рыба в
воде, двигались быстрые, черные фигурки людей. Впереди кто-то дробно стучал в стекла, потом стекло, звякнув, раскололось, прозвенели осколки, падая на железо, взвизгнула и хлопнула калитка, встречу Самгина кто-то очень быстро
пошел и внезапно исчез, как бы провалился в землю. Почти в ту же минуту из-за угла выехали пятеро всадников, сгрудились, и один из них испуганно крикнул...
Задумывается ребенок и все смотрит вокруг: видит он, как Антип поехал
за водой, а по земле, рядом с ним,
шел другой Антип, вдесятеро больше настоящего, и бочка казалась с дом величиной, а тень лошади покрыла собой весь луг, тень шагнула только два раза по лугу и вдруг двинулась
за гору, а Антип еще и со двора не успел съехать.
— Вот эти суда посуду везут, — говорила она, — а это расшивы из Астрахани плывут. А вот, видите, как эти домики окружило
водой? Там бурлаки живут. А вон,
за этими двумя горками, дорога
идет к попадье. Там теперь Верочка. Как там хорошо, на берегу! В июле мы будем ездить на остров, чай пить. Там бездна цветов.
Что
за заливцы, уголки, приюты прохлады и лени, образуют узор берегов в проливе! Вон там
идет глубоко в холм ущелье, темное, как коридор, лесистое и такое узкое, что, кажется, ежеминутно грозит раздавить далеко запрятавшуюся туда деревеньку. Тут маленькая, обстановленная деревьями бухта, сонное затишье, где всегда темно и прохладно, где самый сильный ветер чуть-чуть рябит волны; там беспечно отдыхает вытащенная на берег лодка, уткнувшись одним концом в
воду, другим в песок.
Мы
шли в тени сосен, банианов или бледно-зеленых бамбуков, из которых Посьет выломал тут же себе славную зеленую трость. Бамбуки сменялись выглядывавшим из-за забора бананником, потом строем красивых деревьев и т. д. «Что это, ячмень, кажется!» — спросил кто-то. В самом деле наш кудрявый ячмень! По террасам, с одной на другую, текли нити
воды, орошая посевы риса.
Наконец мои товарищи вернулись. Они сказали, что нагулялись вдоволь, хотя ничего и не видели.
Пошли в столовую и принялись опять
за содовую
воду.
«Ваше высокоблагородие! — прервал голос мое раздумье: передо мной матрос. — Катер отваливает сейчас; меня
послали за вами». На рейде было совсем не так тихо и спокойно, как в городе. Катер мчался стрелой под парусами. Из-под него фонтанами вырывалась золотая пена и далеко озаряла
воду. Через полчаса мы были дома.
Оторвется ли руль: надежда спастись придает изумительное проворство, и делается фальшивый руль. Оказывается ли сильная пробоина, ее затягивают на первый случай просто парусом — и отверстие «засасывается» холстом и не пропускает
воду, а между тем десятки рук изготовляют новые доски, и пробоина заколачивается. Наконец судно отказывается от битвы,
идет ко дну: люди бросаются в шлюпку и на этой скорлупке достигают ближайшего берега, иногда
за тысячу миль.
Около города текут две реки: Гекc и Брееде. Из Гекса
вода через акведуки, миль
за пять,
идет в город. Жители платят
за это удобство маленькую пошлину.
Нет, не отделяет в уме ни копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи, да того-сего, да с скотного двора телят, поросят, гусей, да меду с ульев, да гороху, моркови, грибов, да всего, чтоб к Рождеству
послать столько-то четвертей родне, «седьмой
воде на киселе»,
за сто верст, куда уж он
посылает десять лет этот оброк, столько-то в год какому-то бедному чиновнику, который женился на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой еще отцом в дом и там воспитанной.
«А вы куда изволите: однако в город?» — спросил он. «Да, в Якутск. Есть ли перевозчики и лодки?» — «Как не быть! Куда девается? Вот перевозчики!» — сказал он, указывая на толпу якутов, которые стояли поодаль. «А лодки?» — спросил я, обращаясь к ним. «Якуты не слышат по-русски», — перебил смотритель и спросил их по-якутски. Те зашевелились, некоторые
пошли к берегу, и я
за ними. У пристани стояли четыре лодки. От юрты до Якутска считается девять верст: пять
водой и четыре берегом.
Набатов побежал
за снегом. Марья Павловна достала валерьяновые капли и предлагала ему, но он, закрыв глаза, отталкивал ее белой похудевшей рукой и тяжело и часто дышал. Когда снег и холодная
вода немного успокоили его, и его уложили на ночь, Нехлюдов простился со всеми и вместе с унтер-офицером, пришедшим
за ним и уже давно дожидавшимся его,
пошел к выходу.
—
За водой пошли, — отвечал городовой и, взяв под мышки арестанта, с трудом перетащил туловище повыше.
— Лоскутов? Гм. По-моему, это — человек, который родился не в свое время. Да… Ему негде развернуться, вот он и зарылся в книги с головой. А между тем в другом месте и при других условиях он мог бы быть крупным деятелем… В нем есть эта цельность натуры, известный фанатизм — словом,
за такими людьми
идут в огонь и в
воду.
В одну из таких минут он ни с того ни с сего уехал
за границу, пошатался там по
водам, пожил в Париже, зачем-то съездил в Египет и на Синай и вернулся из своего путешествия англичанином с ног до головы, в Pith India Helmet [индийском
шлеме (англ.).] на голове, в гороховом сьюте и с произношением сквозь зубы.
Река Кусун придерживается левой стороны долины. Она
идет одним руслом, образуя по сторонам много сухих рукавов, играющих роль водоотводных каналов, отчего долина Кусуна в дождливое время года не затопляется
водой. По показаниям удэгейцев,
за последние 30 лет здесь не было ни одного наводнения.
Решено было
идти всем сразу на тот случай, если кто ослабеет, то другие его поддержат. Впереди
пошел Чан Лин,
за ним Чжан Бао, меня поставили в середину, а Дерсу замыкал шествие. Когда мы входили в
воду, они уже были на противоположном берегу и отряхивались.
За последние четыре дня река хорошо замерзла. Лед был ровный, гладкий и блестел как зеркало. Вследствие образования донного льда и во время ледостава
вода в реке поднялась выше своего уровня и заполнила все протоки. Это позволило нам сокращать путь и
идти напрямик, минуя извилины реки и такие места, где лед стал торосом.
С утра погода стояла хмурая; небо было: туман или тучи. Один раз сквозь них прорвался было солнечный луч, скользнул по
воде, словно прожектором, осветил сопку на берегу и скрылся опять в облаках. Вслед
за тем
пошел мелкий снег. Опасаясь пурги, я хотел было остаться дома, но просвет на западе и движение туч к юго-востоку служили гарантией, что погода разгуляется. Дерсу тоже так думал, и мы бодро
пошли вперед. Часа через 2 снег перестал
идти, мгла рассеялась, и день выдался на
славу — теплый и тихий.
— Да… горячка… Третьего дня
за дохтуром
посылал управляющий, да дома дохтура не застали… А плотник был хороший; зашибал маненько, а хороший был плотник. Вишь, баба-то его как убивается… Ну, да ведь известно: у баб слезы-то некупленные. Бабьи слезы та же
вода… Да.
Если смотреть на долину со стороны моря, то она кажется очень короткой. Когда-то это был глубокий морской залив, и устье Аохобе находилось там, где суживается долина. Шаг
за шагом отходило море и уступало место суше. Но самое интересное в долине — это сама река. В 5 км от моря она иссякает и течет под камнями. Только во время дождей
вода выступает на дневную поверхность и тогда
идет очень стремительно.
В полдень я подал знак к остановке. Хотелось пить, но нигде не было
воды. Спускаться в долину было далеко. Поэтому мы решили перетерпеть жажду, отдохнуть немного и
идти дальше. Стрелки растянулись в тени скал и скоро уснули. Вероятно, мы проспали довольно долго, потому что солнце переместилось на небе и заглянуло
за камни. Я проснулся и посмотрел на часы. Было 3 часа пополудни, следовало торопиться. Все знали, что до
воды мы дойдем только к сумеркам. Делать нечего, оставалось запастись терпением.
Долина Тютихе — денудационная; она слагается из целого ряда котловин, замыкаемых горами. Проходы из одной котловины в другую до того узки, что трудно усмотреть, откуда именно течет река. Очень часто какой-нибудь приток мы принимали
за самое Тютихе, долго
шли по нему и только по направлению течения
воды узнавали о своей ошибке.
Паначев работал молча: он по-прежнему
шел впереди, а мы плелись
за ним сзади. Теперь уже было все равно. Исправить ошибку нельзя, и оставалось только одно:
идти по течению
воды до тех пор, пока она не приведет нас к реке Улахе. На большом привале я еще раз проверил запасы продовольствия. Выяснилось, что сухарей хватит только на сегодняшний ужин, поэтому я посоветовал сократить дневную выдачу.
Мужики презирали его и всю его семью; они даже раз жаловались на него миром Сенатору и моему отцу, которые просили митрополита взойти в разбор. Крестьяне обвиняли его в очень больших запросах денег
за требы, в том, что он не хоронил более трех дней без платы вперед, а венчать вовсе отказывался. Митрополит или консистория нашли просьбу крестьян справедливой и
послали отца Иоанна на два или на три месяца толочь
воду. Поп возвратился после архипастырского исправления не только вдвое пьяницей, но и вором.
Шла девица
за водой,
За холодной ключевой…
Бегали от побоев портные, сапожники, парикмахеры, столяры, маляры, особенно служившие у маленьких хозяйчиков — «грызиков», где они, кроме учения ремеслу этими хозяйчиками, а главное — их пьяными мастерами и хозяйками употреблялись на всякие побегушки. Их, в опорках и полуголых,
посылали во всякое время с ведрами на бассейн
за водой, они вставали раньше всех в квартире, приносили дрова, еще затемно ставили самовары.
— Во-первых, родитель, у Ермилыча мельница-раструска и
воды требует вдвое меньше, а потом Ермилыч вечно судится с чураковскими мужиками из-за подтопов. Нам это не рука. Здешний народ бедовый, не вдруг уломаешь. В Прорыве
вода идет трубой, только косою плотиной ее поджать.
—
Пошли скорее Вахрушку
за нашатырным спиртом, — тихо и повелительно приказала она. — Да чтобы живо. Потом принеси снегу и
воды.
Когда Полуянов выходил из каюты, он видел, как Галактион
шел по палубе, а Харитина о чем-то умоляла его и крепко держала
за руку. Потом Галактион рванулся от нее и бросился в
воду. Отчаянный женский крик покрыл все.
— Я знаю ее характер: не
пойдет… А поголодает, посидит у хлеба без
воды и выкинет какую-нибудь глупость. Есть тут один адвокат, Мышников, так он давно
за ней ухаживает. Одним словом, долго ли до греха? Так вот я и хотел предложить с своей стороны… Но от меня-то она не примет. Ни-ни! А ты можешь так сказать, что много был обязан Илье Фирсычу по службе и что мажешь по-родственному ссудить. Только требуй с нее вексель, a то догадается.
Часто, отправляясь на Сенную площадь
за водой, бабушка брала меня с собою, и однажды мы увидели, как пятеро мещан бьют мужика, — свалили его на землю и рвут, точно собаки собаку. Бабушка сбросила ведра с коромысла и, размахивая им,
пошла на мещан, крикнув мне...
Все лицо бедной женщины было залито слезами. Она быстро отерла их и
пошла кверху, где, точно падение
воды за стеной, слышались гулкие шаги и смешанные голоса опередившей ее компании.
К великому нашему изумлению на перевале не было ороча. Он спустился на другую сторону хребта — об этом ясно говорили оставленные им следы. Действительно, скоро
за водоразделом мы увидели дым костра и около него нашего провожатого. Он объявил нам, что речка, на которую нас теперь привела
вода, называется Туки и что она впадает в Хунгари. Затем он сказал, что дальше не
пойдет и вернется на Тумнин.
Ведь иначе значило бы, что она сознательно в
воду или под нож
идет,
за тебя выходя.
— В
воду или под нож! — проговорил тот наконец. — Хе! Да потому-то и
идет за меня, что наверно
за мной нож ожидает! Да неужто уж ты и впрямь, князь, до сих пор не спохватился, в чем тут всё дело?
То мне кричит: «
За тебя как в
воду иду.
Красивое это озеро Октыл в ясную погоду.
Вода прозрачная, с зеленоватым оттенком. Видно, как по дну рыба ходит. С запада озеро обступили синею стеной высокие горы, а на восток
шел низкий степной берег, затянутый камышами. Над лодкой-шитиком все время с криком носились белые чайки-красноножки. Нюрочка была в восторге, и Парасковья Ивановна все время держала ее
за руку, точно боялась, что она от радости выскочит в
воду. На озере их обогнало несколько лодок-душегубок с богомольцами.
— Зачем ее трогать с места? — объяснял Артем. — У меня жена женщина сырая, в
воду ее не
пошлешь… Пусть
за меня остается в семье, все же родителю нашему подмога.
Работы у «убитых коломенок» было по горло. Мужики вытаскивали из
воды кули с разбухшим зерном, а бабы расшивали кули и рассыпали зерно на берегу, чтобы его охватывало ветром и сушило солнышком. Но зерно уже осолодело и от него несло затхлым духом. Мыс сразу оживился. Бойкие заводские бабы работали с песнями, точно на помочи. Конечно, в первую голову везде
пошла развертная солдатка Аннушка, а
за ней Наташка. Они и работали везде рядом, как привыкли на фабрике.
— Что, мол, пожар, что ли?» В окно так-то смотрим, а он глядел, глядел на нас, да разом как крикнет: «Хозяин, говорит, Естифей Ефимыч потонули!» — «Как потонул? где?» — «К городничему, говорит,
за реку чего-то
пошли, сказали, что коли Федосья Ивановна, — это я-то, — придет, чтоб его в чуланчике подождали, а тут, слышим, кричат на берегу: „Обломился, обломился, потонул!“ Побегли — ничего уж не видно, только дыра во льду и
водой сравнялась, а приступить нельзя, весь лед иструх».
Он был добрый человек. Я купил ведро водки, и когда Soldat были пьяны, я надел сапоги, старый шинель и потихоньку вышел
за дверь. Я
пошел на вал и хотел прыгнуть, но там была
вода, и я не хотел спортить последнее платье: я
пошел в ворота.